Симон Верон Огар — 30-летний нигерийский футболист, который почти 10 лет живет в Беларуси. За это время он сменил пять клубов — становился игроком года в «Витебске», был футболистом основы брестского «Динамо», а с этого сезона заиграл в первой лиге за «Лиду». Своим главным достижением Огар называет шестилетнюю дочь Наоми. В проекте TUT.BY «Легионеры» африканец рассказал, почему считает зарплату в 1000 долларов оптимальной для белорусов и не хочет, чтобы его дочка выросла распущенной, как некоторые местные девушки.
Симон приходит на встречу в стильной бейсболке, Air Max и звонко дает пять, как старому приятелю. Он производит впечатление озорного подростка, хотя на самом деле недавно отметил 30-летие.
— Когда гуляем с дочкой, люди часто не верят, что я отец Наоми. Спрашивают: «Вы брат и сестра?». Может, внешне я и не выгляжу таким серьезным, но очень ответственно отношусь к воспитанию своей девочки. Заметил, что в Беларуси дети разбалованы — они повышают голос на родителей, кричат «не хочу, не буду, отстань». Не могу представить, чтобы в Нигерии дети в таком тоне общались со старшими. Можно уважительно и спокойным голосом сказать, почему хочешь поступить так. А вот родителям позволено иногда прикрикнуть и даже легонько шлепнуть, если ребенок капризничает и не включает мозги. Еще заметил, что дети в Беларуси вырастают жадными и эгоистичными. Знаете почему? Потому что родители говорят им: «Саша, не трогай брата, это его конфета!». В нигерийских семьях, если у тебя есть братья и сестры, вы все делите пополам. Я считаю, что щедрость — это здорово. У меня в Беларуси был случай, когда я воспользовался тарелкой соседа, потом помыл ее, поставил на место, но он возмутился: «Почему ты трогал мою посуду?». Я же не сломал чужие вещи, а человек повел себя, как маленький ребенок.
Дочь Огара живет в Нигерии с семьей Симона. По словам футболиста, вместе с мамой Наоми они решили, что девочке будет лучше в Нигерии, где она растет на берегу океана, окруженная вниманием бабушки.
— Мы с женой в разводе. Она работает в Санкт-Петербурге, а я часто меняю клубы и города. Дочке нравится в Нигерии: ее белорусская бабушка была против переезда, но родители мы, поэтому сами принимали окончательное решение. Два раза в год летаем с бывшей женой в Нигерию, каждый день я звоню дочке в Skype. Конечно, скучаю, но ей там лучше: она получает правильное воспитание, ведь моя мама сумела вырастить меня достойным человеком.
В Нигерии девушки не ведут себя так свободно и развязно, как в Беларуси. Женщина, которая курит и бухает, ни за что не выйдет замуж у меня на родине. Мне повезло — я женился на порядочной белоруске. Но, вообще, часто встречал у вас на дискотеках женщин, которые пили не просто бокал за вечер, а стакан за стаканом. В Беларуси девушка в 16 лет может сказать отцу: «Папа, я не буду ночевать дома». Но ведь это неправильно — в Нигерии даже 16-летний парень не осмелится сказать, что будет ночевать у своей девушки. Мы знаем, что в восемь часов должны быть дома и ни минутой позже. Я считаю такое воспитание грамотным. В 16 лет я сам переехал играть в Европу, но родители отпустили только потому, что в Норвегии я жил в семье, а не был предоставлен сам себе.
Европейская карьера Симона началась в Скандинавии. Тогда он приехал на турнир в Данию в составе нигерийской команды. Парня заметили и предложили выступать за норвежский клуб.
— Мне пришлось привыкать к совершенно другому климату: нигерийская зима — это плюс 20, а в Норвегии доходило до минус 40. Конечно, простывал, замерзал, даже обращался к врачу с обморожением. Местные объясняли, что надо надевать очень много одежды и постоянно пить чай. Я все время думал: куда я попал? Если положить руку в холодильник, можно примерно представить, что такое норвежский холод. Лето в Норвегии длится где-то месяц, а температура воздуха в среднем 10 градусов. Скандинавское общество — интересное и непохожее ни на белорусское, ни на нигерийское. Например, норвежки очень независимы — в кафе они платят сами за себя. В Беларуси, как и в Нигерии, мужчина должен быть джентльменом. Я привык платить за себя и свою спутницу: если у меня нет денег, я просто не пойду, но ни за что не разрешу девушке заплатить. Я учился в норвежском университете на тренера, освоил там местный язык — говорю даже лучше, чем на русском. А еще заметил, что европейцы любят жить обособленно. В норвежском городе Будё, где я играл, население около 50 тысяч. Но я совершенно не знал соседей — ближайший дом находился чуть ли не в десяти километрах. На родине дома расположены довольно плотно, да и африканцы считают друг друга братьями. Если я встречу темнокожего парня где-то в Европе, то без проблем крикну ему: «Как дела, братан?». В Нигерии работает много белых людей, и я как-то сказал одному из них: «Смотри, твой брат». А он удивился: «Какой он мне брат, я его не знаю».
Африканец говорит, что белорусы не привыкли к иностранцам — здесь немного представителей других рас, поэтому прохожие постоянно косятся на приезжих. Действительно, во время прогулки с Симоном нам вслед не обернулся только ленивый.
— В Норвегии много иммигрантов, поэтому там проще адаптироваться. Я из тех людей, которые особо ничем не интересуются: после тренировки прихожу домой и сижу в планшете. Мне не приходится часто контактировать с людьми. Но все равно вижу реакцию белорусов на мою внешность: дети лахают, взрослые и пожилые постоянно сверлят взглядом. Когда впервые летел в Беларусь, то даже испугался: пассажиры в самолете так странно смотрели на меня. Я не ожидал этого внимания, потому что в Нигерии людей не делят на белых и черных. Даже Джоэль Фамейе спрашивал, что с нами не так, почему окружающие так странно реагируют.
Однажды в Витебске меня подкараулили скинхеды и не дали спокойно пройти, но больше таких перепалок за 10 лет не было. Я стараюсь переводить некоторые ситуации в шутку. Как-то в поезде маленькая девочка, заметив меня, стала шептать: «Мама, смотри, какой черный дядя». Я ответил: «Я такой черный, потому что не мылся три года». Когда агент предложил переехать в Беларусь, узнал, что в этой стране не говорят на английском. Со временем освоил русский, а поначалу были ляпы: парни иногда обращались друг к другу матными словами, а я думал, что это их имена. Потом переводчик объяснил: их так не зовут, это ругательства. Было очень смешно и нелепо.
За 10 лет в Беларуси Огар сменил несколько клубов — в каждом были разные фанаты, коллективы и зарплаты.
— Не все белорусские болельщики остаются с командой в сложные времена. Наверное, фаны БАТЭ привыкли к победам и не бросают клуб. А вот в «Витебске» часто слышал мнение: «Я не пойду смотреть на этих футболистов — они все равно проиграют. Зачем мне тратить свои деньги?». В Нигерии фанаты любят клуб, как своего ребенка: хороший он или плохой, здоровый или больной. В моей карьере были сложные периоды, когда я зарабатывал очень мало. Без средств нелегко, особенно когда раньше ты ни в чем себе не отказывал. Думаю, что норвежцы такие счастливые, потому что обеспеченные. Деньги не гарантируют 100 процентов счастья, но 70 процентов они точно обеспечивают. Я люблю футбол, поэтому в первую очередь смотрю на профессиональные перспективы. Например, в брестском «Динамо» старался помочь команде, сыграть за тренера Сергея Ковальчука. У меня есть семья, и я должен их обеспечивать, поэтому вопрос финансов не последний. Учитывая белорусские цены, считаю, что для комфортной жизни люди должны получать 1000−1500 долларов. Знаю, конечно, что многие живут на 200−300 долларов, но не понимаю как. Аренда квартиры в центре Лиды стоит около 100 долларов, а в Минске средняя цена — 250−300. Бывают дни, когда я, кажется, ничего толком не купил, но потратил 15−20 рублей. Посчитайте, сколько за месяц набежит таких трат. В паре должны работать оба, иначе не представляю, как содержать семью.
Футболист родом из нигерийского Лагоса, население которого с пригородами составляет 35 миллионов. Поэтому даже Осло и Минск, не говоря уже о районных центрах, показались ему очень компактными.
— В Лагосе жизнь кипит, со всей страны нигерийцы съезжаются туда на работу — его называют городом возможностей. Вот сейчас мы прогуливаемся по Лиде и видим пустые улицы. В Лагосе, как и в Москве, тишина на дорогах бывает только ночью. В моем городе нет метро, поэтому все передвигаются на маршрутках, автобусах и авто — у 70 процентов есть свои машины. Пробки образуются уже с шести утра, но я бы не сказал, что добираюсь куда-то слишком долго. Мы привыкаем жить в бешеном ритме и доезжаем в пункт назначения где-то за час. Однажды провел в пути четыре часа, но это исключение, а не правило.
Симон отмечает, что в сравнении с Нигерией в Беларуси, а особенно в Норвегии, люди получают поддержку и помощь от государства и это ощутимый плюс.
— В моей стране жители могут рассчитывать только сами на себя. В Беларуси государство помогает молодым семьям, выплачивает детское пособие. В Норвегии люди не боятся остаться без работы, потому что имеют подушку безопасности — финансовые гарантии. В Нигерии хорошо живут те, кто занят в нефтяном бизнесе. Заработок в остальных сферах зависит от того, как хорошо ты устроился: например, продавец в маленьком городе будет получать 200 долларов, а в Лагосе может и 1000. Нигерийцы часто стремятся уехать на работу за границу: они понимают, что не имеют образования, но мыть посуду или работать обслугой у себя на родине не хотят — стыдятся. От безысходности соглашаются работать уборщиками или дворниками в США, Франции или Великобритании, где их никто не знает. А вот в Беларусь нигерийцам нет смысла уезжать: здесь мало работы и зарплаты не выше наших. Кто-то спросит, зачем тогда я переехал в Беларусь. Но моя профессия — футболист, сегодня я здесь, а завтра — там. Нельзя знать судьбу наперед. Видимо, мне суждено было оказаться в Беларуси. В этой стране у меня появилась чудесная дочка Наоми, разве можно еще на что-то жаловаться?
